- А ты хочешь все же попробовать? - теперь уже и я нахмурился.
- Не знаю, Моэ-кун, не знаю...
Неожиданным для меня стало то, что, еще задавая свой вопрос, я почувствовал, как меня буквально раздирают на части два противоречивых чувства. С одной стороны, поддержать выбор Тацуэ в пользу финального поединка требовали все мои принципы и некоторое определенное уважение к девушке как к бойцу, появившееся после того, как я увидел ее в деле. С другой - мне очень не хотелось, чтобы это закончилось серьезным переломом или чем-то подобным, что может сделать Тацуэ инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Она, все-таки - это не я со своей ненормальной упрямой упертостью ради "великого завтра". Да и вообще, во мне, видимо, стали пробуждаться к жизни те древние инстинкты, что принципиально требуют от лиц мужского пола сохранять от излишних опасностей тех представительниц противоположного гендерного лагеря, которые нам вдруг по каким-то причинам становятся небезразличны.
- Знаешь, я вот что тебе скажу, - тот тон, которым это было сказано, заставил брюнетку заинтересованно покоситься в мою сторону. - Я с твоим сенсеем согласен - решать тебе. Однако есть одно "но". Если тебе нужны победа и титул - это одно. А если не хочешь просто спасовать перед жизненной трудностью, чтобы потом не клеймить себя позором за трусость - то совсем другое. И тут уж, ты действительно только сама должна решить, как далеко нужно зайти, чтобы получить удовлетворяющие тебя ответы.
- Занятно слышать такое от шестнадцатилетнего парня, - оборвав неожиданно повисшую паузу, сказала, наконец-таки, Тацуэ.
- Иногда, когда сенсей толкает мне очередную лекцию о силе духа, у меня получается не заснуть почти до самой середины, - я шутливо пожал плечами.
- Какой старательный ученик у твоего мастера, - ядовитым тоном протянула каратистка, и, переглянувшись, мы одновременно весело рассмеялись.
Распрощались мы уже у лифтов, обменявшись номерами мобильников, и договорившись о завтрашней встрече после турнира. Все-таки, уезжать нам предстояло утром, а терять просто так целый свободный вечер, да еще находясь в Йокогаме - было самым настоящим преступлением против здравого смысла.
- Спасибо за твои слова, Моэ-кун, - бросила мне Тацуэ, уже войдя в кабину лифта. - Я над ними обязательно подумаю.
- Только не увлекайся, - ответил я, изобразив кривую ухмылку, - а то случайно можешь проспать начало соревнований. Бывали у меня прецеденты.
Поднявшись на свой этаж в самом прекрасном расположении духа, я направился в сторону нашего общего трехместного номера. Последний раз такое радужное чувство у меня реально было после того случая с приютским охранником, что шпынял малолеток, и которые при моем содействии сумели вдоволь на нем отыграться. Приятно все-таки чувствовать себя положительным персонажем своей собственной и, надеюсь, в будущем еще очень длинной биографии. Однако все эти мои "розовые сопли" смело, будто резким порывом колючего ледяного ветра, едва я оказался у двери. И причиной этому было знакомое, но на этот раз необычайно сильное чувство опасности, исходившее как раз с той стороны деревянной панели.
В номере слышалось несколько голосов, и, судя по их количеству, кроме Харады и Гендо там находилось еще не меньше двух человек. Что за внезапные гости в такое время? И от чего этот не отпускающий "сигнал тревоги", уже вбросивший в кровь изрядную порцию адреналина и заставивший подобраться все "рабочие" мышцы тела? Можно было уйти, но сенсей и семпай оставались внутри. Позвать на помощь охрану или кого-то еще? А вдруг окажется, что у меня просто нервы разыгрались? Хотя, последнее вряд ли. Чувствовать кровожадное намерение противника буквально затылком, я навострился в драках отменно. Но тут было что-то слегка иное... И тем не менее, насколько бы сильно мне не хотелось встречаться с тем, что было за дверью, бросить наставника и Гендо было для меня попросту неприемлемо ни под каким рассудительно-логическим "соусом".
Сунув ключ-карту в щель на магнитном замке, я резко распахнул дверь и шагнул через порог, сразу уходя вправо и оценивая обстановку. Гостей было больше, чем хотелось бы. Два здоровенных плечистых амбала с лицами не обремененными даже зачатками среднего образования стояли почти в центре комнаты, которая от их присутствия казалась еще меньше, чем раньше. Субъект, заметно более низкий и поджарый, чем парочка верзил, но облаченный в такой же как и у этих двоих костюм черного цвета, судя по всему, весьма недешевый, стоял на той стороне "живой стены". Там же, почти у окна находились Гендо и Харада-сенсей, сидящий в кресле. Видимо, именно они втроем и вели ту самую беседу, которую я услышал. Но куда больше привлек мое внимание и заставил сосредоточиться на своей персоне последний, четвертый, "гость".
Мужчина лет сорока в костюме, имевшем оттенок топленого молока, в черной шелковой щегольской сорочке и лакированных белых ботинках стоял в нескольких шагах от входа, с безучастным видом привалившись к закрытой двери в ванную комнату. Его слегка округлое лицо, ничем на первый взгляд не примечательное, запомнилось мне сразу, стоило только неизвестному покоситься в мою сторону.
Есть такое старое понятие в японском фольклоре, "дурной глаз" называется. На словах так просто не описать, но если кто сталкивался, то поймет и без объяснений. Так вот, в сравнении с взглядом этого типа всякий "дурной глаз" показался бы безобидною шуткой. И мне были знакомы такие глаза, глаза убийцы, привыкшего совершать любые действия, если они быстрее помогут ему достичь поставленной цели, но знающего те границы, которые не всегда можно переступать. И переступающего их, когда такая возможность появится. Такие же точно глаза были у Канагавского Ястреба Одавары Дзюбея, моего, сожженного в золу и пепел, папаши...